У нас в городке чудиков хватает, но такого, как Данел, сроду не бывало. Вообще-то его жаль, ежели б выучился и получил диплом, может, из него большой человек вышел бы. Только я в жизни не видел, чтоб кому-нибудь так не везло, как этому парню. Дня не проходило, чтоб он не порезался, не обжегся, а как-то раз он даже отхлебнул глоток салифенового клею — понимаете, я развел клей в бутылке из-под джиг-соды и оставил на верстаке, а жара стояла неимоверная...

И вечно он читал что-нибудь. Сидя, стоя, на ходу и так далее. Это надо было видеть, к примеру, как он рихтует капот, а заодно читает последний выпуск “Науки сегодня и завтра”. Другого такого подмастерья поискать, но я терпел, потому как все-таки грех обижать сироту, вдобавок восьмиюродного племянника.

Как-то раз заглянул я в его книжки. Сплошная тарабарщина.

— Слышь, Данел, — говорю. — Ты хоть что-нибудь разбираешь в этой китайской грамоте?

— А как же, — отвечает. — Только там очень много ошибок. Де Бройль, например, открыл только половину истины, остальное просто не укладывалось в рамки его мышления.

— Очень может быть, — говорю. — Только, небось, этот самый Дебройль и то не смог бы запаять кастрюлю толстухи Лумины так коряво, как ты.

Само собой, парень надулся и денек-другой со мной не разговаривал. Чудик он был, но безобидный, покуда не сбрендил на своих виртуальных частицах. Тем более, у нас в городке виртуальных частиц никогда не было и в помине. И ничего, жили. А он мне прямо-таки все уши ими прожужжал и допек до самых печенок, так что я даже обрадовался, когда он натаскал в свой сарайчик гору всякого хлама, от перегоревшего пылесоса до разбитого транзистора, и каждую свободную минуту там пропадал с молотком и паяльником.

Через месяц он заявил, что соорудил вечный двигатель на виртуальных частицах, и я ничуть не удивился. В его возрасте оно простительно и все ж лучше, чем стишки кропать. По правде говоря, та штуковина действительно давала ток. Данел приладил к ней велосипедную фару, и та горела день и ночь. Школьный учитель Мулссон посмотрел на этот двигатель, на чертежи и поднял парня на смех . Он доказал как дважды два, что вечных двигателей не бывает. После этого Данелу в городке проходу не давали. Наконец ему надоело огрызаться, он взял тачку, отвез двигатель к реке и выкинул в омут возле мельницы. По ночам там до сих пор видят, как на дне светится лампочка.

Думаете, он после этого угомонился? Не тут-то было. Неделю-другую ходил тише воды, ниже травы. А потом разбудил меня среди ночи. Глаза горят, руки трясутся.

— Дядя Бьюнк, — говорит. — Я открыл формулу когерентности.

— Да провались она пропадом, уже час ночи.

— Вы не понимаете. Это же залог абсолютной власти над природой.

— Брысь отсюда, — разозлился я. — Из-за тебя мне скоро хоть мастерскую отдавай под залог.

А он меня обнял и говорит:

— Ничего. Скоро вы поймете. Дайте только установку собрать.

Над второй своей штуковиной он корпел полгода и, между прочим, выклянчил у меня подержанный телевизор, где всего-навсего барахлил блок развертки. Ему, видите ли, потребовался вакуумный резервуар. Знал бы я, как обернется дело, он бы от меня и ржавого гвоздя не получил.

У нас в городке всякого навидались и ко всему привыкли, но Данел со своей машиной такое отмочил, что даже нас проняло.

Итак, он, в конце концов, собрал свою установку, и она заняла сарайчик почти целиком, а моя мастерская, надо сказать, совсем очистилась от утильсырья. После этого Данел расклеил повсюду объявления, дескать, в воскресенье, в полдень, состоится бесплатная демонстрация Машины Счастья, и милости просим в его сарайчик.

Чего-чего, а посмеяться у нас любят, поэтому в тот день на площадь перед мастерской не явились разве что паралитики. Толпа шумела, волновалась, а капрал Думпи нацепил кобуру, хотя давно известно, что он из своей полицейской пушки с двух шагов не попадает в корову.

Данел вышел на крыльцо и произнес возвышенную речь. Ей-Богу, проповедник из него получился бы высший сорт. Правда, скоро он съехал на свои разлюбезные виртуальные частицы и формулу когерентности, тут публика малость скисла, стала поглядывать на учителя Мулссона, а тот неопределенно пошевеливал усами.

Главное понял каждый. Машина Данела исполняла самое сокровенное желание, при условии, что оно вообще исполнимо.

— Прошу, — сказал Данел. — Кто хочет попробовать? Надо войти в эту дверь и нажать белую кнопку.

Тут народ замялся. Кому охота выставлять себя на посмешище? А старая ведьма Гайнц протолкалась к самому крыльцу и сказала:

— Не советую, Данел. Я полагала, ты умный мальчик.

После чего отправилась к себе на веранду вязать носок.

Вдруг из толпы вылез Ризл-Прыщ.

— Я хочу, — говорит.

Когда он скрылся за дверью, многие заржали. Известно, что у Прыща одно на уме, и стало даже интересно, как машина Данела справится с заданием.

Ризл вышел, направился прямо к красотке Беате... Батюшки-светы, как она на него смотрела! Дьяволу душу можно запродать за один только такой взгляд. Ризл взял ее под ручку, и они удалились.

Моментально старый сквалыга Нурес всех растолкал и забрался в сарайчик. Мы уж думали, он выйдет оттуда набобом, но ничего подобного. Выскочил злой как черт и стал орать, что тут сплошное надувательство и он этого так не оставит.

Данел робко объяснил, что машина удовлетворяет лишь те желания, которые возможно исполнить. А чего там объяснять. Нуресу сколько ни дай, все мало.

Энтузиазма у толпы поубавилось. Капрал Думпи кашлянул, поправил фуражку и сунулся в сарайчик. От кого-кого, но от него такой резвости не ожидали. Что вы думаете? Машина мигом притачала ему новехонькие погоны вахмистра. Мы так и легли от хохота. Наперебой поздравляли со внеочередным повышением, желали дослужиться до полковника, советовали стребовать с машины разницу в жалованье. Думпи засопел, побагровел, сорвал погоны и ушел, погрозив Данелу кулаком.

Не успели мы отдышаться, как Сторген решил тоже попытать счастья. Ну, тут мы просто ахнули. Его женка, Лумина, стояла возле меня, и я своими глазами видел, как она в один миг подросла, глаза стали большие, нос прямой, словом, вылитая Юлли Чилс в главной роли, да и только. Первым остолбенел сам Сторген. А Лумина, едва ей поднесли карманное зеркальце, обрушила на муженька громы и молнии.

— Ах ты, скотина! Я тебе, значит, не по вкусу? Тебе Юлли Чилс подавай?!

И пошло-поехало.

Под шумок пономарь Маттас заковылял к сараю. Его старуха почуяла неладное и гаркнула:

— Маттас, ты куда? Стой, тебе гово...

Однако тот уже нажал кнопу. Между прочим, его вполне можно понять.

Началось форменное светопреставление. Старуха тузила Маттаса что есть мочи, разевая рот, как рыба. Лумина гонялась за Сторгеном с туфлей в руке. Никто не обратил внимания, что кабатчик Хумм юркнул в дверь, а потом незаметно выбрался наружу. То есть, я уверен, так оно и было, иначе с чего бы вдруг кабачок Капра мигом вспыхнул синим пламенем.

Сколько живу, не припомню, чтобы у нас в городке такое творилось. Шум, тарарам, драка, толпа с ревом валит смотреть на пожар. Кабачок горит, как бензиновый факел.

Данел сидит на крыльце, обхватив голову руками, и плачет.

— Дядя Бьюнк... — лепечет. — Как же так... Как же так...

А я гляжу — Капр уже налюбовался на свой пожар и мчится обратно со здоровенным дрыном в руках.

— Данел, — говорю, — полагаю, это по твою душу.

Парень, завидев кабатчика, вскочил как наскипидаренный и шмыгнул в свой сарайчик.

Не стоило труда угадать его самое сокровенное желание — оказаться вместе со своей машиной где угодно, лишь бы подальше от нашего городка.

Помаленьку жизнь вошла в колею.

Капр проиграл дело против Хумма в первой инстанции и подал апелляцию в окружной суд.

Думпи все величают господином вахмистром.

Нурес запил горькую и, похоже, пропьется дотла.

Лумина сбежала с коммивояжером.

Маттасова старуха занимается у логопеда.

Ума не приложу, как и когда в сарайчик пробрался кто-то из школяров, но только учитель Мулссон целую неделю не мог сидеть и извел здоровенную бутыль свинцовой примочки.

Беата с Ризлом живут душа в душу.