1. ДЕД

Вблизи Ивановского храма, 
где деда моего крестили,
на радость белкам с пацанами
лежат конфеты на могиле.

При жизни не дождался внука,
хотя при этом, как ни странно,
ты выжил вопреки науке,
пилот с разбитого биплана.

Могу об этом лишь гадать я,
но, видимо, не посещали
твои расстрелянные братья
тебя бессонными ночами.

Я знаю, ты сражался храбро,
и был готов расстаться с жизнью,
чтоб изнасиловали напрочь
мою великую Отчизну.

Тебя оправдывать не надо
и толку нет корить судьбину.
твои советские награды
я передам для внуков сыну.

2. РАБЫНЯ

Богат баварский хуторок,
есть свиньи и цыплята,
а значит, дел невпроворот
с рассвета до заката.

Но можно малость погулять
в немецком редколесье,
хотя оттуда не видать
родного Заберезья.

Ведь Родина — за тыщи вёрст,
вдали, за морем синим,
и давит грудь нашивка «ost»
остриженной рабыне.

А плен окончится, потом
начнётся всё сначала.
Она не сможет в отчий дом
вернуться, как мечтала.

Поскольку Родина строга,
то ради перековки
пошлют пособницу врага
на торфозаготовки.

Проходят вёдро, снеговей, 
и боль пройдёт, поверьте,
но, чтобы скорбь ушла верней,
напишет сын стихи о ней
в другом тысячелетье.

3. РАССТРЕЛ

Сам не знаю, что со мною,
снилась Румбула зимою —
быстролётные снежинки режут воздух, как стрижи,
за дорогой лес и поле,
белоснежное приволье,
там бандитский автосервис я когда-то сторожил.

…Лихо неминучее
ни за что замучает,
и оно не сжалится от горючих слёз.
Палачи у ямы
топают ногами —
пробирает до костей палачей мороз.

«Ты не плачь, сыночек,
это скоро кончится,
а туда, где папа, не смотри, нельзя».
Грудь у мамы мягкая
и дыханье мятное,
сквозь ладонь таращатся детские глаза.

А хмельной извозчик
подбирает вожжи,
погоняет лошадь
ражий весельчак,
едет мимо гетто,
едет мимо смерти,
едет мимо жизни, жёсткой, как наждак.

4. МЕМОРИАЛ

Вдруг уловит над плачущей ивой,
словно леска, заброшенный взгляд:
души Хаима, Мойши и Ривы
вереницей, как птицы, летят.

Лица Ицика, Шломо и Хавы
меж иголками звёздной стерни
проступают в назойливой яви:
не спугни, удержи, сохрани…

Но еврейского кладбища тени —
многослойные, словно слюда, —
раздвигают ветвей средостенье,
исчезая легко, без следа,
навсегда, навсегда. Навсегда…

5. ИСПОВЕДЬ

Это я, мученик,
узнаёшь, Господи?
На душе скрученной
сплошь одни оспины.

Это я, Родина,
блудный сын Каина,
чужакам проданный
нищий неприкаянный.

Это я, милая,
всё уже кончено,
лишь вражда стылая,
как в огне, корчится.

Нам не стать прежними,
но прости, Господи,
дурака грешного
на краю пропасти.

6. АНГЕЛЫ

Ангелы реют в ночи над притихшей Москачкой,
спят волкодавы и крысы, бакланы и крачки,
дрыхнут котяры, виденьем сосисок томимы,
в недрах реки, под корягой заснули налимы,
рядом с Акрополем спят на витрине бананы,
спят в обезьяннике пьяницы и бандюганы,
в сладкой испарине дремлют влюбленные пары,
спят продавщицы, пожарники и кочегары.

Господа лик, нестерпимо суровый и страшный
реет над островом и остриём телебашни.
Господа взгляд извергает смертельное пламя,
только от нас его ангелы застят крылами,
чтобы не вытекли очи, не лопнули жилы,
чтобы мы жили спокойно и вволю грешили.

2022, январь