Ночью вошли в город танки, ночью.

Словно бы вползло на улицы лязгающее, взревывающее, железное членистоногое. Его яростный и грубый шум вломился в каждый дом, комнату, щель, во все закоулки. Его фары шарили до окнам; изломанные отпечатки лучей скользили, ощупывая стены, мебель. Всем, кто не спал или проснулся, сразу стало ясно, что. Танки вошли.

да что же это делается ну вот доигрались а суки теперь попляшете говорил же я говорил все конец всему конец сволочи все пропало сволочи сволочи а какого хрена за все рассчитаемся за все слава те Господи я ни при чем неужели и это стерпим ну суки кровавыми слезьми поплачете может пронесет обойдется сволочи этого следовало ожидать — —

И долго лежали в своих кроватях, прислушиваясь. Долго.

Кто-то вскочил, схватил прохладную телефонную трубку, но мембрана молчала, и понял. Отключено.

Кто-то наспех оделся, взял двустволку, или монтировку, или кухонный нож. Выскочил, крадучись, пригибаясь, на улицу, где наглый грохот и фары.

Кто-то отвел жену и детей в комнату с окном во двор и забаррикадировал дверь.

А потом стихло.

Те, кто утром вышел на улицу, увидели танки. На каждом углу. Белые танки. Новехонькие, глянцево белые, с черными гусеницами. Они стояли, заглушив моторы, с закрытыми люками, там и сям по всему городу, белые танки.

что за черт почему белые специальные что ли да кто их разберет наверно из Заполярья перебросили вряд ли ого дожили уже зеленой краски не хватает странно впервые вижу белые танки ага теперь держитесь суки о будьте ж вы прокляты сволочи сволочи — —

А танки стояли, аккуратно припаркованные на обочинах, почти не мешая проезду-проходу, никаких признаков жизни не подавая, неподвижные и бесшумные, словно макеты. То ли выросли из-под земли, то ли упали с неба. И вокруг них никого, и в них будто бы никого. И люки задраены.

Подходили к ним, разглядывали. Белые, без опознавательных знаков и номеров. Странно. В стеклянных глубинах перископов и прицелов чудилось некое шевеление, да, несомненно, за толстой броней, по ту сторону линз и призм, иссушенного силикагелем воздуха и угломерной сетки, там, прильнув к черному резиновому креслицу окуляра, бодрствовал глаз.

эй вы сволочи ну стреляйте ур-ра наконец-то теперь мы им зададим жару зачем пришли кто вас звал долой руки прочь убирайтесь отсюда ишь чего захотели знай наших что же вы не стреляете гады — —

Не стреляли, молчали, не шевелились. Словно сугробы, нелепые и страшные. Непрошибаемые. Мощные крутые обводы. Траки, жерло. Белые.

Люди гомонили, суетились, кто побежал делать припасы, кто с флагом на площадь. Очереди, митинги. Не пихайся, козел. Граждане, разойдитесь. Разойдитесь, граждане. Освободите проезжую часть.

что же теперь будет да пропади оно все пропадом раньше надо было и все-таки почему они белые я же говорил они никогда не позволят ишъ засуетились мы этого так не оставим да неужели они не понимают а мне-то что да здравствует а наплевать все равно без толку — —

По телевизору футбол, по радио Чайковский, в газетах про сенокос. Ну, собралась толпа, призвали к забастовке, послали депутацию. Те сами ничего не знают. Успокойтесь, мы разберемся. Может быть, учения. Никто ведь не пострадал. Разберемся. Конечно, безобразие.

а есть там кто внутри эй выходи поговорим ишь затаились какие там учения это провокация чего сидите славяне вылезайте сейчас же перестаньте а че я делаю не поддавайтесь на провокацию да пошел ты вылезут они как же ну и сидите хрен с вами — —

Создали комиссию напополам о общественностью. Малость побастовали сгоряча и бросили это дело. Танки стоят на всех улицах, белые. Тихо так, ни звука. Словно внутри никого. День прошел, другой, третий. Стали привыкать, куда тут денешься.

Дети к танкам лезли, их за уши оттаскивали. Да разве за всеми уследишь.

Возле танков стояли группками, рассуждали. Три студента, два пенсионера, один городской сумасшедший, остальные зеваки. Кто, да что, да почему, и чего ждать, и что же они такое вытворяют, и чем те, внутри, питаются, и как они, извините, нужду справляют.

А один, осмелев, стал прослушивать танк фонендоскопом. Смехота.

ну что ты волнуешься куда бежать зачем бежать видишь они никого не трогают да кто тебя выпустит перестань ну перестань не сходи с ума ну и что разве они тебе мешают зачем так переживать лучше иди ко мне ну иди — —

Просто танки. Белые танки. Вот дом, киоск, светофор. А вот белый танк. Ну и что.

Потом дети стали по ним лазить, и никто их не шугал. Потом детям надоело, и они перестали лазить.

Лобового стекла нету, покрышек нету, зеркальца нету. Даже вору неинтересно.

Стали на них краской аэрозольной надписи задувать. "Хэви мэтал", "Айрон Мэйден" и все такое. Пипл постебался, на каждой башне пасифик намалевали. Такие приколы.

Митинги поддержки устраивали на площади, возле памятника, а митинги протеста — в парке, на эстраде. Потом все реже и реже.

Когда танки проржавели и развалились, мы увидели, что внутри действительно не было никого.